Nazareth 1975 Hair of the Dog
В 1975-м хард-рок был на аппаратах жизнеобеспечения. Всё катилось в диско-бездну, где блёстки были важнее правды. В том 1975-м все вокруг пытались быть милыми. Эти шотландцы — нет. Они пришли, чтобы бить морды, трахаться и играть хард-рок. И, судя по звуку на Hair of the Dog , сначала они сделали два первых пункта, а потом пошли в студию. Nazareth звучат здесь как шотландские волки, воющие в ночь — хрипло, дико, без капли жалости, это выстрел из обреза в витрину глянцевого 1975-го. И если у вас не звенит в ушах — проверьте, не сдохли ли вы вместе с той эпохой.
"Hair of the Dog"- музыка дороги, боли, измен и пьяного угара.От этой пластинки веет перегаром, бензином, засохшей кровью на ботинках и долларами, засунутыми в растянутый лифчик стриптизёрши, чей взгляд может угомонить драку быстрее, чем дубинка копа.
Они сделали альбом не для победителей, а для выживших. Здесь гитары рвут плоть, бочки бьют по печени, как молоток сборщика долгов, а голос Дэна Маккаферти — это хриплый рёв злобного духа, запертого в бутылке с джином и болью. Он выкашливает строки как осколки битой бутылки из раненой глотки.
1. "Hair of the Dog"
Ты хотел жизни на полном ходу? Получай. Это звуковой кастет. Басовые ноты гремят. «Now you’re messin’ with a son of a bitch!» — кричит мир тебе в лицо, пока ты несёшься в ночь на украденном "Шеви", в зубах сигарета, в глазах огонь. "Hair of the Dog" это драка в баре, это разбитое лицо и улыбка хищника, который всегда уходит победителем. Это безумный обкуренный демон с цепью и шипами, танцующий на крыше твоего авто, пока ты летишь в стену.
Рифф "Hair of the Dog" врывается в голову как пьяный байкер в церковь, и когда Маккаферти, стоящий в клубном дыму перед последним риффом ночи орёт: "Now you're messin' with a son of a bitch!" — "Теперь ты связалась с сукиным сыном!" всё внутри говорит тебе: "Да, чёрт возьми. Я и есть тот сукин сын!" О да, эта вещь — разъярённая мантра мстителя с виски вместо крови и гитарой наперевес. Давай, по-мужски, грязно и красиво, с хрипотцой ….!
2. Miss Misery
Ты любил её. Ты клялся, что бросишь пить ради неё. Она посмеялась, а потом ушла с твоим лучшим другом. Теперь твоя жизнь — барные стойки, дешёвый виски и музыка, от которой болит душа. Гитара стонет, будто безнадежно больной в мотеле, откуда даже тараканы хотят сбежать. Время замедляется, мысли путаются, ты бросаешь взгляд в зеркало — и там чужой человек. Она ушла. Конечно, ушла. Такие, как она, всегда уходят. Забрала сигареты, выпила твою последнюю бутылку и теперь ты один. Но ты знаешь, что будешь делать дальше: нажрёшься, упадёшь в кресло и будешь слушать, как в голове гремят гитары и её смех. Она останется только смутными воспоминаниями и счётом в баре, который ты не смог оплатить.
Рифф – тяжёлый, и мрачный, как кувалда по рёбрам. Барабаны – хаотичные, как аритмия после литра виски. Голос Маккаферти – будто он всю ночь полоскал горло кислотой.
3. Guilty
Кто-то говорит: “Ты виноват”. Ты киваешь. Ты уже не помнишь, в чём именно. В том, что ты жив? В том, что ты опять по уши в грязи? Пальцы дрожат, когда зажигаешь последнюю сигарету. Мир жесток, и ты жесток вместе с ним. Ты виноват? Конечно. Всегда виноват. Виноват в том, что снова зашел в этот бар, виноват в том, что выбрал не ту женщину, виноват в том, что твоя жизнь — мусорный бак, полный окурков и неисполненных обещаний.
В колонках ревёт Nazareth, и ты киваешь. Да, чёрт возьми, я виноват!
Блюзовая пауза, но не для отдыха, а для того, чтобы перевести дух перед очередным падением в бездну. Гитары выдают чистую тоску, а вокал давит на больное место, как старый друг, который пришёл напомнить тебе, насколько ты облажался.
4. Changin’ Times
Дороги, поезда, дальнобойщики, штаты сменяются один за другим. Всё меняется, кроме тебя. Ветер в лицо, колёса крутятся, радио кричит хриплый блюз, а ты летишь по тоннелю времени на машине без тормозов.
В этой песне больше событий, чем в жизни среднего слушателя попсы. Неровная, дерзкая, изломанная — и от этого она только круче. А ты застрял где-то между вчера и никогда. Всё катится в пи..ду, а ты всё ещё здесь, с той же пачкой дешевых сигарет, в той же обшарпанной куртке. Ты смотришь на эту улицу, и она смотрит на тебя. Вы оба знаете, что никто из вас никуда не уйдёт.
Рваный ритм, переходы, неожиданные повороты — будто трек собран из хаоса, но в нём есть структура, как в хорошей драке в баре: всё непредсказуемо, но каждый удар бьёт туда, куда нужно.
5. Beggar’s Day / Rose in the Heather
Ты обокрал казино, проиграл всё в покер, а теперь сидишь в чужом грузовике, гадая, как выкрутиться. Ты нищий, но это твой день. Грязные пальцы барабанят по старой ржавой двери, сердце колотится, бас гудит, как сердце грабителя, в последнем налёте . Сегодня твой день, нищий! Ещё одна ночь, ещё один проигранный спор, ещё одна порция виски, которую ты не оплатишь. Ты идёшь по улице, в ночи сверкает вывеска бара. Внутри кто-то слушает эту пластинку, кто-то роняет голову на стол, кто-то смеётся, но смех глухой, пустой. Все мы здесь нищие, просто не хотим в этом признаться.
Сначала "Beggar's Day" с гитарным натиском, в духе Thin Lizzy, но с более жёстким тембром. Потом — инструментальная "Rose in the Heather", словно призрак, прошедший сквозь вечерний туман над Шотландией. Это момент перед бурей. И буря — в тебе.
6. Whiskey Drinkin’ Woman
Ты знал, что с ней не будет тихих семейных вечеров, но всё равно пошёл за ней в ночь. Теперь ты снова пьёшь. Ты знал, что это закончится плохо . Но ты захотел её, как только она вошла в этот бар. Губы красные, взгляд прожигал. Настораживало конечно то, что она пила крепче, чем ты, весь бар был уже в отключке, а вы ещё держались на ногах. Она пила так же, как те старые музыканты, которые давно умерли, но продолжают орать в колонках. Теперь ты тянешься к ней, но она уже ушла. Ушла, оставив после себя пустые бутылки и рваные нервы. Разбила тебе сердце… и бутылку об голову.
Гитарный блюз с перегрузом и вокалом из котла, в котором варили грешников. Это о тех, кто всегда выбирает неправильных людей, но делает это стильно.
7. Please Don’t Judas Me
Предательство — как пуля в спину. Ты видел, как друзья сдавали друзей за пятьдесят баксов и бутылку дешёвого пойла.Ты сам однажды сделал это. Теперь ты лежишь на мокром асфальте и молишься, чтобы тебя не продали, не предали, не вычеркнули.
Последний аккорд, последний выдох, последняя надежда. Ты доверял им, этим уродам. Они улыбались, говорили, что помогут. Теперь ты сидишь в баре, слушаешь эту песню, и каждая нота врезается в кожу. Не предавай меня, мать твою. Но кто-то обязательно предаст.
Эпилог, достойный всей боли альбома.
Длинная, мрачная, эпическая и чертовски честная. Здесь Дэн проклинает, шепчет, обвиняет и молится одновременно.
Тут Nazareth заходят в территорию Led Zeppelin, но делают это на своих условиях: жестко, тягуче, по-мужски. 9 минут гнетущей атмосферы, тягучего ритма и вокала, в котором слышно обвинение, предательство и чёртов страх. Это Stairway to Damnation.
8. Love Hurts
Кавер, который превзошел оригинал. Голос Маккаферти передает всю боль разбитого сердца, а музыка — это слезы, проливаемые в одиночестве. Это не "я люблю тебя", это "ты сожгла мою душу, и теперь я пишу пальцами по пеплу". Это горький привкус прошлой жизни на губах, это сигарета, потушенная об сердце, это предсмертная записка, написанная на обратной стороне судебной повестки, в мотеле без горячей воды.
Может, ты и не ждал такого от этого альбома с таким хардовым заглавным треком, но тут тебе в сердце прилетает кинжал — чистый, блестящий и болезненно красивый. Голос Дэна здесь — это стон тех, кто остался один под дождем, с бутылкой и сожалением.
Обложка альбома Hair of the Dog
это чистый визуальный хард-рок. Огромное мифическое существо с горящими глазами, напоминающее то ли волка, то ли пса из кошмаров, то ли демоническое создание, вылетает прямо на тебя. Всё это в духе классических рок-альбомов 70-х, где обложки должны были быть такими же мощными, как и музыка внутри.
Обложка идеально передаёт суть альбома: агрессия, опасность, звериный оскал рок-н-ролла. Если бы звук этого альбома можно было нарисовать, он выглядел бы именно так — мрачно, жёстко, с ноткой безумия.
Представь, что ты видишь эту пластинку в музыкальном магазине 70-х: ты ещё не знаешь, что внутри, но уже понимаешь — это что-то дикое. Ты берёшь её в руки, ставишь на проигрыватель… и начинается хард-роковый ураган.
Звучание
“Hair of the Dog” стал поворотным моментом для группы. После ухода продюсера Роджера Гловера (Deep Purple), Nazareth взяли на себя продюсерские обязанности, что привело к более агрессивному и тяжёлому звучанию альбома. Это решение позволило группе полностью раскрыть свой потенциал и создать один из самых влиятельных альбомов в истории хард-рока.
Звук здесь как сырое мясо на металлической сковородке. И именно в этом его величие. Звук "Hair of the Dog" — это как если бы AC/DC бухнули с Black Sabbath, а микшерный пульт захватили байкеры. И в центре всего — Мэнни Чарльтон, настоящий алхимик этого тяжёлого звука.
В 1975-м многие группы ещё только нащупывали, как должен звучать "тяжёлый рок". У Led Zeppelin были свои магии, Sabbath грузили тьмой, но Nazareth сделали шаг в сторону грязного, жирного, почти металлического саунда, где бас не гудит, а давит грудную клетку, как хороший пресс. Да тот же Axl Rose просто молился на этот звук. Этот альбом орёт тебе в лицо, как перекаченный пьяный рестлер будто ты украл у него последнюю бутылку виски. А ты и не возражаешь. Потому что так должен звучать рок: злобно, грязно, честно. Он звучит как рёв двигателя, когда ты давишь на газ, зная, что тормоза давно отказали.
“Hair of the Dog” — это альбом, который не учит жить, он просто бьёт тебя в пузо, а потом говорит "Ну что, понял?". “Hair of the Dog” — это звук пота, крови, предательства и того самого похмелья, ради которого стоит напиться. Это альбом, который не боится быть грубым, быть уязвимым и быть чертовски настоящим.
Nazareth с этим релизом не просто оставили след — они доказали, что настоящая тяжесть — не в скорости, а в эмоции.
Настроение:
тёплая банка пива, в голове — тысяча чертей, и каждый из них орёт голосом Дэна Маккаферти. Похмельный вой из глубин пустого сердца, когда даже бармен перестал тебе сочувствовать. "Пей, дерись, люби. А потом — снова "Hair of the Dog" на повтор!"
"Hair of the Dog"- музыка дороги, боли, измен и пьяного угара.От этой пластинки веет перегаром, бензином, засохшей кровью на ботинках и долларами, засунутыми в растянутый лифчик стриптизёрши, чей взгляд может угомонить драку быстрее, чем дубинка копа.
Они сделали альбом не для победителей, а для выживших. Здесь гитары рвут плоть, бочки бьют по печени, как молоток сборщика долгов, а голос Дэна Маккаферти — это хриплый рёв злобного духа, запертого в бутылке с джином и болью. Он выкашливает строки как осколки битой бутылки из раненой глотки.
1. "Hair of the Dog"
Ты хотел жизни на полном ходу? Получай. Это звуковой кастет. Басовые ноты гремят. «Now you’re messin’ with a son of a bitch!» — кричит мир тебе в лицо, пока ты несёшься в ночь на украденном "Шеви", в зубах сигарета, в глазах огонь. "Hair of the Dog" это драка в баре, это разбитое лицо и улыбка хищника, который всегда уходит победителем. Это безумный обкуренный демон с цепью и шипами, танцующий на крыше твоего авто, пока ты летишь в стену.
Рифф "Hair of the Dog" врывается в голову как пьяный байкер в церковь, и когда Маккаферти, стоящий в клубном дыму перед последним риффом ночи орёт: "Now you're messin' with a son of a bitch!" — "Теперь ты связалась с сукиным сыном!" всё внутри говорит тебе: "Да, чёрт возьми. Я и есть тот сукин сын!" О да, эта вещь — разъярённая мантра мстителя с виски вместо крови и гитарой наперевес. Давай, по-мужски, грязно и красиво, с хрипотцой ….!
2. Miss Misery
Ты любил её. Ты клялся, что бросишь пить ради неё. Она посмеялась, а потом ушла с твоим лучшим другом. Теперь твоя жизнь — барные стойки, дешёвый виски и музыка, от которой болит душа. Гитара стонет, будто безнадежно больной в мотеле, откуда даже тараканы хотят сбежать. Время замедляется, мысли путаются, ты бросаешь взгляд в зеркало — и там чужой человек. Она ушла. Конечно, ушла. Такие, как она, всегда уходят. Забрала сигареты, выпила твою последнюю бутылку и теперь ты один. Но ты знаешь, что будешь делать дальше: нажрёшься, упадёшь в кресло и будешь слушать, как в голове гремят гитары и её смех. Она останется только смутными воспоминаниями и счётом в баре, который ты не смог оплатить.
Рифф – тяжёлый, и мрачный, как кувалда по рёбрам. Барабаны – хаотичные, как аритмия после литра виски. Голос Маккаферти – будто он всю ночь полоскал горло кислотой.
3. Guilty
Кто-то говорит: “Ты виноват”. Ты киваешь. Ты уже не помнишь, в чём именно. В том, что ты жив? В том, что ты опять по уши в грязи? Пальцы дрожат, когда зажигаешь последнюю сигарету. Мир жесток, и ты жесток вместе с ним. Ты виноват? Конечно. Всегда виноват. Виноват в том, что снова зашел в этот бар, виноват в том, что выбрал не ту женщину, виноват в том, что твоя жизнь — мусорный бак, полный окурков и неисполненных обещаний.
В колонках ревёт Nazareth, и ты киваешь. Да, чёрт возьми, я виноват!
Блюзовая пауза, но не для отдыха, а для того, чтобы перевести дух перед очередным падением в бездну. Гитары выдают чистую тоску, а вокал давит на больное место, как старый друг, который пришёл напомнить тебе, насколько ты облажался.
4. Changin’ Times
Дороги, поезда, дальнобойщики, штаты сменяются один за другим. Всё меняется, кроме тебя. Ветер в лицо, колёса крутятся, радио кричит хриплый блюз, а ты летишь по тоннелю времени на машине без тормозов.
В этой песне больше событий, чем в жизни среднего слушателя попсы. Неровная, дерзкая, изломанная — и от этого она только круче. А ты застрял где-то между вчера и никогда. Всё катится в пи..ду, а ты всё ещё здесь, с той же пачкой дешевых сигарет, в той же обшарпанной куртке. Ты смотришь на эту улицу, и она смотрит на тебя. Вы оба знаете, что никто из вас никуда не уйдёт.
Рваный ритм, переходы, неожиданные повороты — будто трек собран из хаоса, но в нём есть структура, как в хорошей драке в баре: всё непредсказуемо, но каждый удар бьёт туда, куда нужно.
5. Beggar’s Day / Rose in the Heather
Ты обокрал казино, проиграл всё в покер, а теперь сидишь в чужом грузовике, гадая, как выкрутиться. Ты нищий, но это твой день. Грязные пальцы барабанят по старой ржавой двери, сердце колотится, бас гудит, как сердце грабителя, в последнем налёте . Сегодня твой день, нищий! Ещё одна ночь, ещё один проигранный спор, ещё одна порция виски, которую ты не оплатишь. Ты идёшь по улице, в ночи сверкает вывеска бара. Внутри кто-то слушает эту пластинку, кто-то роняет голову на стол, кто-то смеётся, но смех глухой, пустой. Все мы здесь нищие, просто не хотим в этом признаться.
Сначала "Beggar's Day" с гитарным натиском, в духе Thin Lizzy, но с более жёстким тембром. Потом — инструментальная "Rose in the Heather", словно призрак, прошедший сквозь вечерний туман над Шотландией. Это момент перед бурей. И буря — в тебе.
6. Whiskey Drinkin’ Woman
Ты знал, что с ней не будет тихих семейных вечеров, но всё равно пошёл за ней в ночь. Теперь ты снова пьёшь. Ты знал, что это закончится плохо . Но ты захотел её, как только она вошла в этот бар. Губы красные, взгляд прожигал. Настораживало конечно то, что она пила крепче, чем ты, весь бар был уже в отключке, а вы ещё держались на ногах. Она пила так же, как те старые музыканты, которые давно умерли, но продолжают орать в колонках. Теперь ты тянешься к ней, но она уже ушла. Ушла, оставив после себя пустые бутылки и рваные нервы. Разбила тебе сердце… и бутылку об голову.
Гитарный блюз с перегрузом и вокалом из котла, в котором варили грешников. Это о тех, кто всегда выбирает неправильных людей, но делает это стильно.
7. Please Don’t Judas Me
Предательство — как пуля в спину. Ты видел, как друзья сдавали друзей за пятьдесят баксов и бутылку дешёвого пойла.Ты сам однажды сделал это. Теперь ты лежишь на мокром асфальте и молишься, чтобы тебя не продали, не предали, не вычеркнули.
Последний аккорд, последний выдох, последняя надежда. Ты доверял им, этим уродам. Они улыбались, говорили, что помогут. Теперь ты сидишь в баре, слушаешь эту песню, и каждая нота врезается в кожу. Не предавай меня, мать твою. Но кто-то обязательно предаст.
Эпилог, достойный всей боли альбома.
Длинная, мрачная, эпическая и чертовски честная. Здесь Дэн проклинает, шепчет, обвиняет и молится одновременно.
Тут Nazareth заходят в территорию Led Zeppelin, но делают это на своих условиях: жестко, тягуче, по-мужски. 9 минут гнетущей атмосферы, тягучего ритма и вокала, в котором слышно обвинение, предательство и чёртов страх. Это Stairway to Damnation.
8. Love Hurts
Кавер, который превзошел оригинал. Голос Маккаферти передает всю боль разбитого сердца, а музыка — это слезы, проливаемые в одиночестве. Это не "я люблю тебя", это "ты сожгла мою душу, и теперь я пишу пальцами по пеплу". Это горький привкус прошлой жизни на губах, это сигарета, потушенная об сердце, это предсмертная записка, написанная на обратной стороне судебной повестки, в мотеле без горячей воды.
Может, ты и не ждал такого от этого альбома с таким хардовым заглавным треком, но тут тебе в сердце прилетает кинжал — чистый, блестящий и болезненно красивый. Голос Дэна здесь — это стон тех, кто остался один под дождем, с бутылкой и сожалением.
Обложка альбома Hair of the Dog
это чистый визуальный хард-рок. Огромное мифическое существо с горящими глазами, напоминающее то ли волка, то ли пса из кошмаров, то ли демоническое создание, вылетает прямо на тебя. Всё это в духе классических рок-альбомов 70-х, где обложки должны были быть такими же мощными, как и музыка внутри.
Обложка идеально передаёт суть альбома: агрессия, опасность, звериный оскал рок-н-ролла. Если бы звук этого альбома можно было нарисовать, он выглядел бы именно так — мрачно, жёстко, с ноткой безумия.
Представь, что ты видишь эту пластинку в музыкальном магазине 70-х: ты ещё не знаешь, что внутри, но уже понимаешь — это что-то дикое. Ты берёшь её в руки, ставишь на проигрыватель… и начинается хард-роковый ураган.
Звучание
“Hair of the Dog” стал поворотным моментом для группы. После ухода продюсера Роджера Гловера (Deep Purple), Nazareth взяли на себя продюсерские обязанности, что привело к более агрессивному и тяжёлому звучанию альбома. Это решение позволило группе полностью раскрыть свой потенциал и создать один из самых влиятельных альбомов в истории хард-рока.
Звук здесь как сырое мясо на металлической сковородке. И именно в этом его величие. Звук "Hair of the Dog" — это как если бы AC/DC бухнули с Black Sabbath, а микшерный пульт захватили байкеры. И в центре всего — Мэнни Чарльтон, настоящий алхимик этого тяжёлого звука.
В 1975-м многие группы ещё только нащупывали, как должен звучать "тяжёлый рок". У Led Zeppelin были свои магии, Sabbath грузили тьмой, но Nazareth сделали шаг в сторону грязного, жирного, почти металлического саунда, где бас не гудит, а давит грудную клетку, как хороший пресс. Да тот же Axl Rose просто молился на этот звук. Этот альбом орёт тебе в лицо, как перекаченный пьяный рестлер будто ты украл у него последнюю бутылку виски. А ты и не возражаешь. Потому что так должен звучать рок: злобно, грязно, честно. Он звучит как рёв двигателя, когда ты давишь на газ, зная, что тормоза давно отказали.
“Hair of the Dog” — это альбом, который не учит жить, он просто бьёт тебя в пузо, а потом говорит "Ну что, понял?". “Hair of the Dog” — это звук пота, крови, предательства и того самого похмелья, ради которого стоит напиться. Это альбом, который не боится быть грубым, быть уязвимым и быть чертовски настоящим.
Nazareth с этим релизом не просто оставили след — они доказали, что настоящая тяжесть — не в скорости, а в эмоции.
Настроение:
тёплая банка пива, в голове — тысяча чертей, и каждый из них орёт голосом Дэна Маккаферти. Похмельный вой из глубин пустого сердца, когда даже бармен перестал тебе сочувствовать. "Пей, дерись, люби. А потом — снова "Hair of the Dog" на повтор!"
1985 | 2025 © marka
